18.Ноя.2020

«Самое сложное — не привыкнуть к детям. Потом долго душа болит»

Первый день

«Ира, замени меня! Я осталась одна на все отделение, на кого останутся дети?» — в трубке встревоженно звучал голос знакомой, работавшей нянечкой в «Общих детях». Вот так больше трех лет назад я впервые переступила порог детской инфекционной больницы в качестве няни для брошенных детей. Первый день. Казенные стены и гулкое эхо по коридорам. Я волнуюсь и при встрече путаю имя и отчество заведующей. Отдаю документы, переодеваюсь в спецодежду. Меня ждут три палаты отказников.

Захожу в первую. Люлька, несколько пеленок, запах детского крема. Медсестра даёт указания: «Кормить смесью каждые три часа. Памперсы на тумбочке». В кроватке сверток — двухмесячная девочка, которую родители хотели продать на «Авито». У матери ещё трое детей в другой стране, ей нужны были деньги на билет, решила заработать вот так. Потом родителей посадят, малышку отправят в дом малютки.

Вторая палата — две девочки, их мать — наркоманка. Младшей 8 месяцев, старшей 3 года. Отцы разные. Старшую позже забрал папа. Младшая осталась одна. Всё думаю — встретятся ли девчонки потом? Найдут ли друг друга? Пока я с ними они не плачут, не требуют внимания, они постоянно чего-то ждут.

В третьей — два мальчика, полтора и 4 года, тихие и послушные. Казалось бы, остаться без мамы, с чужими людьми… Но нет, не капризничают, не зовут маму. Да и кого звать, если мать — алкоголичка… Младший через неделю мамой стал называть меня…

Так я осталась в больнице надолго.


Ирина Губарева

Бриллианты

Мои первые роды были сложными. Когда родился сын, первые трое суток он пролежал под капельницами, меня к нему не пускали. На третью ночь нервы сдали, я села на лавочку в больничном коридоре и начала плакать от безысходности. Мимо шла медсестра и строго бросила: «Чего ревешь?» Я вывалила все, как на духу — и про тяжелые роды, и про то, что три дня ребенка не видела. «Ну-ка хватит нюни распускать! Собирайся и пошли.» Уже в реанимации, наблюдая за тем, как медсестры нянчатся с крохами, я подумала, что хотела бы себе такую работу. «Нянечки работают с бриллиантами!»— подумала я. Каждый свёрток в кювезе — чей-то смысл жизни и самая большая драгоценность! Но спустя десять лет я узнала, как много на свете тех, кто не разделяет моё отношение к детям.

У нас была простая семья: семеро детей, папа— тракторист, мама— доярка. Дом в маленьком селе Панинского района. Помню, как приезжала в Воронеж к тете-медсестре и мечтала оказаться на её месте. Но жизнь сложилась иначе. Пришлось поработать и оператором на птицефабрике, и помощницей в психоневрологическом интернате. Когда я была на 6 месяце и ждала третьего ребенка, умер муж… После его смерти пришлось подрабатывать на рынке, работа мне не нравилась, но никто не брал на полный день мать-одиночку с тремя малышами.

До того, как я начала работать с отказниками, ездила в дом малютки на Ленинградской — отвозила памперсы, вещи. Подсознательно мне всегда хотелось работать с детьми или в медицине. Моя мечта воплотилась вот так.

Без колыбельных

Моя смена начинается в 9 утра и заканчивается в 6 вечера. Первые месяцы я не могла даже поесть спокойно. Отойду на обед и сразу мысли, вдруг кто-то скучает без меня, вдруг кто-то проголодался, или малыша нужно поправить в кроватке… После 18 часов дети остаются одни. К ним могут зайти санитарки, но по сути они никому не нужны, кроме нас, нянечек фонда. Редко кто-то балует их вниманием. Отказников не укладывают спать, не сидят с ними, когда им страшно, когда болит животик или просто одиноко. Максимум, что могут сделать — дать пюре или сок, которые приносят волонтеры, налить воды. Всё время дети в палате под замком, чтобы никто не убежал. К ночи тушат свет. Без колыбельных и сказок.

С грудничками срабатывает материнский инстинкт. С Серёжкой, двухмесячным отказником, которого мать бросила как и его старшую сестру годом ранее, я сидела постоянно. Уезжала домой и думала: «А вдруг ночью раскроется и за-мёрзнет? А если к нему не зайдут? А вдруг станет жарко?»

Более 80% семей, откуда поступают дети — неблагополучные. Алкоголики, наркоманы. Некоторые матери, проспавшись, приезжают за ребенком — с синяками, перегаром, опухшие, они требуют показать ребенка и выдавливают из себя слезы на публику — ещё бы, забрали источник дохода… Их, конечно, никто не пускает. Если мать одумается и докажет опеке, что способна дальше воспитывать — ребенка отдают. Но такие случаи крайне редки. Если забирают, то бабушки, и то, в двух случаях из ста.

А детям предстоит долгий путь. Сначала больница, потом приют для детей, находящихся к кризисной ситуации. Пока ребенок находится там, у матери есть полгода на восстановление прав. Увы, большинство малышей переезжают в детский дом.

Мама, я тебя люблю!

Горе каждый ребенок переживает по-своему. Помню, как одна пятилетняя девочка чуть не выбила окно, колотила в двери, рвалась: «Куда вы меня привезли? Пустите меня к маме! Она не пьет, она хорошая!» Отказывалась от еды три дня, плакала надрывно, беспрерывно. Я ей говорила — «Мама придет и заберет!»… А что мне еще сказать? Мать — буйная алкоголичка.

Однажды братьев привезли — у мальчишки 11 лет — синяя спина и полоски от ремня, избил отец. Их в семье пятеро, старший своровал из кошелька тысячу, чтобы купить сока и чипсов младшим. За что и получил от пьяного отца… Подхожу к нему — лежит, ни жив, ни мертв. Уткнулся в подушку и плачет. «До-мой хочу…» Они защищают родителей, несмотря ни на что. Мама все равно хорошая!

Девочка— подкидыш полутора лет так отчаянно требовала внимания — только я к двери, она в слезы, заливается криком и просит, чтобы ее поласкали, взяли на руки. Заглядывает мне в глаза, обнимает ручонками. Но весь день нельзя быть с одним ребенком — она же не одна в отделении. Бывает, привозят за сутки по пять человек, и все несчастные, многие в шоковом состоянии. Отворачиваюсь, отхожу от кроватки, а у самой руки трясутся.

К некоторым детям езжу и после того, как они покидают больницу — привожу гостинцы, навещаю. Поступали к нам брат с сестрой — мальчику было 9, девочке 11. Мама умерла во сне — оторвался тромб. Психологи, конечно, разговаривали с ними, но как за один раз понять ребенку, что жизнь их теперь никогда не станет прежней? Та девочка каждое утро писала записку: «Мама, я тебя люблю! Я очень по тебе соскучилась!» — и клала ее на окошко в палате. Говорила, что ей так легче. Потом их перевели в дом ребенка, а после забрали в Вологду родственники матери. Первое время мы общались по телефону, но однажды абонент стал недоступен и связь потерялась.

Быть нужной

Мои сыновья сначала ревновали — почему это я чужим детям везу то конфетку, то яблочко. А сейчас говорят, не хватает сестренки.

Я выросла в верующей семье, но в храм пошла только после смерти мужа. Горе научило меня ценить родных и близких. В любой момент мы можем кого-то потерять. Молитвы за мужа и походы в храм спасли меня от тоски. А потом я поняла, что хочу быть нужной, и жизнь привела меня к этим детям.

Зарплата нянечки плюс выплаты за потерю кормильца — на жизнь хватает. Не-сколько раз я хотела забрать ребенка из этого больничного ужаса — не дают. Одна же тяну троих… У нас самое сложное — не привыкнуть к малышам. К детям, которые у нас бывают долго, привыкаем, и после того, как они уезжают, долго болит душа…

«Эти дети словно невидимки»


Ксения Пенькова,

руководитель благотворительной организации «Общие дети»

Дети в больничных палатах словно невидимки. Их ещё нет для государства, т.к. только идёт процесс оформления для определения в учреждения: интернаты, дома малютки или детские дома, но самое страшное, что их уже нет и для родных мамы и папы. Часто по документам их нет вовсе.

Санитарка заходит несколько раз в день, приносит стандартное больничное питание и на этом все внимание заканчивается. Это объяснимо, ведь у неё ещё много работы, а отдельно закрепленного за такими палатами человека нет. В 18 часов детям приносят ужин, а после наступает время тотального одиночества и страха. Конечно, есть больничный персонал, который приходит, если что-то болит, но в основном дети предоставлены сами себе.

Здорово, когда ребёнок может хотя бы самостоятельно сходить в туалет, а не ждать, когда кто-нибудь придёт и поменяет памперс. А ещё попросить еды у кого-то.

В месяц в среднем в больницы поступают 20-25 детей, которые находятся там от 2 недель до месяца. Государством не предусмотрена дополнительная ставка для работы с этими детьми. Ими должна заниматься санитарка, персонал отделения, хотя в их должностных инструкциях этого не прописано. Пока у ребёнка нет статуса «сирота» для государства он — невидимка.

7 лет назад мы организовали работу нянь в больничных палатах. Одна и та же женщина встречает малыша в палате, как только его привозят, каждый день ухаживает за ним: кормит, меняет памперсы, моет, играет. А иногда просто обнимает.

На сегодняшний день в 3 больницах Воронежа и Воронежской области без выходных работает 7 нянь с 9 до 18. Зарплата одной няни 15 600 руб. Мы собираем средства сразу на год, чтобы всегда иметь возможность оплатить работу «больничных мам» и не оставить детей одних. Всего на 2021 год нам нужно собрать 1 310 000 руб.

Каждый год с вашей помощью мы окружаем нуждающихся детей заботой и надеемся, что, несмотря на сложную ситуацию в мире, вы сможете поддержать нас.

Перечислить средства можно любым способом, указанным ниже:

Оформите регулярное или разовые пожертвование для наших подопечных: https://vk.com/app5727453_-15828469 или https://общиедети.рф/howtohelp/.

Перечислите пожертвование одним из способов:

— Яндекс-деньги: 410011636293317
— Qiwi-кошелёк: +7-951-556-71-87
— Номер Билайн: +7-909-210-59-18
— Мегафон +7-920-440-33-88
— Короткий номер 3434 со словом НЕОДИН
— Pay Pal 2220152@mail.ru
— Банковский перевод на р/с ВОБОО «Общие Дети»










Возврат к списку